Когда мы доезжаем до последней остановки, я обнаруживаю, что у меня кончились папиросы, и подхожу к киоску. Ольга проходит вперед. Продавец слишком долго возится со сдачей, и Ольга успевает скрыться за поворотом.
Спешу ее догнать и вдруг слышу, как по тротуару быстро стучат ее каблучки. Из-за угла выскакивает Ольга, а за ней гонятся два амбала с уголовными рожами.
— Куда ты, кралечка?! Пойдем с нами! — кричит тот, что впереди, и хочет схватить ее за плечо.
Я перехватываю его руку и спокойно говорю:
— А вот этого делать не надо.
— Чего? — непонятливо спрашивает амбал.
— Не трогай девушку, — так же спокойно говорю я.
— Слушай, командир, топай своей дорогой, пока тебя ноги носят. Здесь мы хозяева!
— Вот что, хозяин, я тебя не трону при условии, что ты с корешем сейчас сделаешь так, чтобы я вас искал и не мог найти. Понял?
— Чего?
Амбал замахивается, но я упреждаю его прямым в челюсть, или в “нюх”, неважно. Тот валится на тротуар, а я слышу сразу два крика. Истошный и истеричный:
— Че! На моего кореша!
И Ольги, взволнованный:
— Андрюша, сзади!
Резко оборачиваюсь. Сзади в трех шагах уже готовый к прыжку второй амбал с финкой в руке. Ну, ребятки, не на того напали, я вам не фраер.
Ударом ноги выбиваю финку, но амбала это не смущает, он рассчитывает расправиться со мной голыми руками. Ха! Шаг влево, резкий удар локтем в шею, пониже уха. Амбал отлетает в сторону и гулко стукается головой об асфальт.
Тот, которого я ударил первым, уже на ногах. В его руке тоже сверкает финка. Он, в свою очередь, бросается на меня, участь кореша его ничему не научила.
Захватываю руку с финкой, выворачиваю назад, правой рукой хватаю за волосы на затылке и резко бью его коленом в морду. От души добавляю носком сапога в промежность и тут же сам поскальзываюсь на чем-то и падаю в лужу. Быстро вскакиваю, готовый продолжать, но все уже кончено.
Амбал корчится на тротуаре и хрипло воет. Я ногой наступаю ему на руку, он затихает.
— Я предупреждал?
— Ну, че ты привязался? Пусти! — гундит амбал.
— То-то, “пусти”. Скажи спасибо, что в ментовку тебя с корешем не сдаю.
Я приподнимаю за волосы его голову и разворачиваю в, сторону Ольги.
— Видишь эту девушку, хозяин?
— Ну, че ты пристал? Пусти!
— Видишь, я спрашиваю?
— Ну, вижу, — нехотя соглашается он.
— А раз видишь, запомни ее хорошенько и как встретишь, переходи на другую сторону улицы. А поскольку ты здесь хозяин, то и другим накажи, один хрен с тебя спрошу. Если она мне хоть словом пожалуется, я тебя, гундосого, везде найду, и уж тогда не проси, как сейчас, не пожалею. А теперь бери своего кореша на закорки и тащись отсюда. Я сегодня добрый.
На прощание пинаю амбала в бок. Потом галантно подставляю Ольге левый локоть.
— Разрешите, сударыня, продолжить мне сопровождать вас?
Ольга, смотревшая на всю эту сцену затаив дыхание, оживает и протягивает руку в белой перчатке, но тут же испуганно отдергивает ее.
— Ой, Андрюша! У тебя весь китель…
В пылу схватки я совсем забыл о своем падении в лужу;
Стою в нерешительности: что делать? Не могу же я в таком виде ехать через всю Москву.
Ольга предлагает мне то, о чем я не решаюсь попросить ее:
— Пойдем ко мне. Просушишься и почистишься.
Я с радостью соглашаюсь.
Мы доходим до подъезда, поднимаемся на третий этаж и входим в прихожую большой квартиры.
— Снимай китель, — командует Ольга.
Она несет китель на кухню, вешает его над плитой и зажигает сразу все конфорки. На одну из них она ставит чайник.
— Пока он сушится, мы чайку попьем. Посиди пока здесь, а я переоденусь.
Она уходит в комнаты и через несколько минут возвращается в розовом халатике и почему-то в сапожках. Поймав мой недоуменный взгляд, она виновато поясняет:
— Шнурки намокли, никак не развяжу. Придется подождать, пока высохнут.
Не говоря ни слова, я присаживаюсь к ее ногам и начинаю развязывать намокшие шнурки. Узелки действительно тугие, поддаются с трудом. В этот момент замечаю, что Ольга запустила пальцы в мои волосы и ласково теребит их. Наконец я справляюсь со шнурками, ловлю Олины ладони и поднимаюсь. Она смотрит мне в глаза. Мне становится все понятно. Я целую сначала ее теплые ладони, а потом припадаю к чуть приоткрытым, ждущим губам. Когда я отрываюсь от нее, Оля проводит рукой по глазам, улыбается и, словно обессилев, опускается на табурет.
Снова присаживаюсь, расшнуровываю сапожки до конца и снимаю их, задерживая в ладонях маленькие ножки с высоким подъемом и длинными пальчиками.
— Где у тебя домашние туфли?
— В прихожей.
Я отношу сапожки в прихожую и нахожу там розовые бархатные домашние туфли. Приношу их на кухню. Оля сует в них ноги и почему-то шепотом говорит:
— Давай пить чай.
Она снимает с плиты чайник, и мы идем в комнату. Оля усаживает меня на диван, а сама начинает хлопотать возле небольшого столика. Накрыв стол, она садится в кресло напротив, и мы начинаем чаепитие.
— Андрей, а не слишком ли ты жестоко обошелся с этими? — На лице ее появляется гримаска отвращения.
— Думаю, что нет. Или ты считаешь, что лучше, если бы они жестоко обошлись с тобой и со мной?
Она мотает головой.
— Ну и хорошо. А этот урок они запомнят надолго.
Оля согласно кивает и тянется за печеньем. Неловкое движение задирает полу халатика и обнажает красивое бедро. Заметив мой взгляд, она смущенно поправляет халат. Потом допивает чай, поглядывая на меня поверх чашки своими огромными темными глазищами. Допив чашку, она вдруг решительно встает и, присев ко мне на диван, обнимает меня за плечи и прижимается щекой к моей щеке.