Хроноагент - Страница 150


К оглавлению

150

Я сам налетал на “Тюльпане” не менее двадцати часов и всегда поражался его прекрасной летучести на высоких скоростях. Мне всегда казалось, а может быть, это так и было на самом деле, что чем выше скорость полета, тем лучше проявляются его аэродинамические качества…

Стоп! И вдруг словно молния сверкает в моем сознании.

Я начинаю вспоминать особенности пилотирования “Тюльпана”, потом вызываю на дисплей “Наставление для пилотов”. Так и есть! Я не ошибся.

“Преодолевать рубеж между 4,5 и 5М следует на постоянном ускорении, на большой высоте и избегая резких маневров”.

Вот оно!

— Лена, смотри!

Лена несколько раз внимательно читает выделенную фразу.

— Значит?

— Значит, это не ошибка Адо Тукана. Он просто не мог знать, как ведут себя такие летательные аппараты на критических скоростях. Да и о самом существовании критических скоростей он не подозревал. Он пытался погасить скорость резким набором высоты, а самолет вырывался у него из-под контроля и входил в раскачку. Откуда он мог знать, что спасение в дальнейшем наращивании скорости. Это противоречит всему его предшествующему опыту.

— Действительно! Но ты-то теперь знаешь, в чем дело. Дальше уже все просто.

Я задумываюсь.

— Нет, подруга моя, далеко не все так просто. Машина идет вниз, скорость огромная. Чтобы вернуть управляемость, надо увеличить скорость еще больше. А запаса высоты практически нет. Выходить из пике придется довольно резко. На такой скорости перегрузки могут превысить все допустимые пределы. Вот и получается: будешь выводить резко, развалишь машину; будешь выводить плавно, землю зацепишь.

— Где же выход?

— Посередине, Леночка, как всегда, посередине. Задача только в том, как эту серединку золотую найти?

— Да…

— Прервемся на часок. Голова пухнет. Надо ее очистить и сосредоточиться на поисках середины.

Мы идем на озеро. Здесь Лена объясняет мне еще одну особенность нуль-фазы. Лето длится девять месяцев, осень и весна — по четыре, а зима — два. И, кстати, оказывается, что через месяц будет Новый год. Не очень удивляюсь этим обстоятельствам, так как мысли мои все в работе.

Не успеваю я подойти к компьютеру, как звучит сигнал вызова. Это Андрей.

— Как успехи?

— Причина катастрофы понятна, непонятно пока, как ее предотвратить.

— Ну, и в чем, по-твоему, дело?

— Скорости, близкие к 5М, для этой машины — критические. На этих скоростях попытки произвести резкие эволюции типа вывода из пике или резкое гашение скорости приводят к потере управляемости. Выход я вижу в дальнейшем увеличении скорости полета. Но как в этом случае спасти машину? При резком выводе из пике перегрузки могут превзойти допустимые пределы, при плавном — не хватит высоты.

— Мы с Кэт пришли к такому же выводу. Вот, посмотри. — На соседнем экране появляется изображение кривой. — Это режим и траектория вывода машины из критического состояния.

Я присматриваюсь.

— Почему в точке перегиба кривая раздваивается?

— А это как раз то, о чем ты говорил. Верхняя граница определяется пределом прочности конструкции, нижняя касается земли. Задача состоит в том, чтобы провести машину в этом коридоре.

— Та-а-ак. — Я еще раз задумчиво смотрю на дисплей. — Мы сейчас будем у вас.

— Приходите к Кэт.

Глава 27

Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустой забавою.

Козьма Прутков

Через две минуты мы уже сидим у Катрин и молча смотрим на траекторию вывода машины из критического состояния.

— Ну? — нарушает молчание Катрин, взглянув на меня.

— Что «ну»?

— Я чувствую, что тебе что-то не нравится.

— Правильно чувствуешь. Первое. Нельзя входить в режим наращивания скорости сразу из последнего пикирования. Надо, чтобы самолет сначала потерял управление.

— Но ведь это почти на две-три тысячи метров ниже! Коридор вывода сузится до минимума. Зачем этот риск?

— Андрей прав, — поддерживает меня товарищ. — Как иначе Адо Тукан сумеет мотивировать свое решение? Он имеет жесткое полетное задание, а тут вдруг такая самодеятельность! У летчиков-испытателей не котируются такие доводы типа: “Я почувствовал, что самолет сейчас потеряет управление, решил прервать выполнение задания и увеличить скорость”. Ну а чтобы уменьшить риск, я предлагаю следующее.

Андрей выводит на дисплей траекторию полета Адо Тукана в режиме раскачки и указывает на второй пик, после которого машина вновь обрушивается вниз.

— Наращивать скорость следует вот с этого момента, когда машина, вздыбившись во второй раз, начинает падать вниз. Двух взмахов раскачки вполне достаточно, чтобы принять мотивированное решение. Ну-ка, Кэт, рассчитай траекторию вывода от этой точки.

Кэт пробегает пальцами по клавиатуре. Синусоида раскачки начиная со второго гребня исчезает. Вместо нее на экране светится траектория вывода. Коридор действительно сузился, довольно заметно сузился.

— Ну вот, пожалуйста, вы удовлетворены? Сейчас вы уже должны попасть из пистолета в игольное ушко. Стоп! Это было первое. А дальше что?

— Необходимо немного изменить курс влево. Так мы подстрахуемся от взрыва завода и пожара в случае неудачи.

— Изменить курс? Прекрасно! — Пальцы Катрин вновь пробегают по клавиатуре. — Каждый градус изменения курса влечет потерю запаса высоты на пятьсот метров. Так на сколько изменить курс, шеф?

Я делаю вид, что не замечаю издевательских интонаций в ее голосе, и смотрю на карту местности.

— Градуса на три — этого достаточно, чтобы в случае неудачи самолет упал вот на это поле…

150