Хроноагент - Страница 40


К оглавлению

40

— С твоей пары завтра и начнем, — говорит мне Волков. — В первом полете дежурить будете вы с Сергеем.

Проснувшись утром, мы обнаруживаем на краю летного поля батарею 152-миллиметровых гаубиц.

— Ого! — говорит Сергей. — Значит, видно, и нам уходить и прощаться без слов… Вот и к нам фронт пожаловал.

— Гаубицы — еще не фронт, — успокаивает его начальник штаба. — Вот когда здесь противотанковые появятся, тогда — да.

Жучков закуривает и, помолчав немного, говорит:

— Немцы Бобруйск взяли.

— Что?!

— Видишь, куда гаубицы развернуты? На юго-восток. Немцы перебросили с Юго-Западного фронта две танковые дивизии, прорвали фронт и сейчас наступают по левому берегу Березины. Так что готовьтесь. Сегодня наверняка получим приказ на перелет.

Мы прислушиваемся. Точно. С юго-запада доносятся звуки канонады.

Возвращаясь из полета, видим, что в стороне Бобруйска небо подернуто густой пеленой дыма и пыли.

Комиссар ошарашивает нас еще одной новостью. Наши войска оставили Минский укрепрайон и отходят на Борисов. В Минске уже немцы. Умом понимаем, что командование поступает правильно: нет смысла нести тяжелые потери в уличных боях, рискуя оставить в окружении несколько дивизий. Но внутри все кипит. Хотя… Как я помню, в той истории Минск был оставлен уже к началу июля, а сейчас — начало августа.

Еще через два часа из штаба дивизии приходит приказ: подготовить полк к перелету. Оставить бензина и боеприпасов на одну заправку, остальное вывезти в Кличев.

Нас снова поднимают на сопровождение штурмовиков. На этот раз они обрабатывают наступающие танковые колонны буквально в двадцати километрах от Елизова. Вернувшись, заправляемся и помогаем грузить в машины полковое имущество. Жучков выдает нам новые карты, на которых обозначен наш аэродром. Копысь.

Время идет, а команды на перелет все нет и нет. Осталась только одна машина, которая должна забрать связистов и охрану. Лосев нервно ходит вокруг штабной рации, возле которой сидит Жучков. Он оперся подбородком о кулаки и меланхолически слушает близкую уже канонаду. “Каждый рвет там, где ему удобнее” — вспоминается фраза из анекдота. В это время звучит зуммер вызова. Жучков хватает наушники и протягивает вторую пару и микрофон командиру. Лосев слушает и на глазах бледнеет.

— Товарищ третий! У меня все горючее то, что в баках. Они же потом не дотянут до точки, будут садиться на вынужденную в поле, в лес падать! Я полк угроблю…

Жучков трогает его за рукав и что-то показывает на карте, Лосев отмахивается и снова слушает рацию.

— Есть выполнить задание, — упавшим голосом отвечает он и поворачивается к нам.

Он обводит нас тяжелым взглядом и какое-то время обдумывает поставленную ему тяжелую задачу, не зная, какое решение принять.

— Третья и четвертая эскадрильи! В квадрате 9Е отразить налет пятидесяти “Юнкерсов” на Могилев. Эскадрильи поведу я. В качестве запасного аэродрома используем Белыничи, потому как после боя бензина до Копыси не хватит. Первой и второй, после нас — взлет, курс на Копысь. Поведет майор Жучков.

— Командир, — тихо говорит Жучков, — приказ был — поднять на перехват весь полк.

— Кто полком командует, я или они? Была задача — отразить налет, а какими силами его отражать, мне виднее. Неужели два десятка “сохатых” не разгонят полсотни “Юнкерсов”? А если потом не сможем никуда долететь, так хоть половина полка останется в строю.

— Вот потому-то, — говорит комиссар тоном, не допускающим возражений, — третью и четвертую поведу я, а ты останешься с полком. Там ты будешь нужнее.

— А если вы упустите “Юнкерсов”, что тогда?

— А тогда тебе что сову об пень, что пнем об сову. Но ты же сам сейчас сказал: неужто двадцать “сохатых” не разгонят полсотни “Юнкерсов”? Разгоним, мужики?

— Разгоним!

— Все! Не спорь, будь другом. Задача ясна? По машинам!

Как бы ставя точку в этом споре, открывают огонь гаубицы. Под их басовитое рычание взлетают две эскадрильи. Мы провожаем их в тягостном молчании. Неизвестно, кого из товарищей мы больше не увидим.

К нам подходит командир дивизиона.

— А вы что, остаетесь? Смотрите, немецкие танки уже в четырех километрах, и их сдерживает только пехота. Ни танков, ни противотанковой артиллерии здесь нет. Скоро мне придется орудия на прямую наводку ставить.

— Не беспокойтесь, майор, — отвечает Лосев. — Сейчас и мы улетим.

— Давайте, мужики, от греха подальше. Не к лицу летчикам на земле погибать.

Взлетаем мы через десять минут.

Аэродром под Копысью расположен на окраине поселка. Эскадрильи расквартированы по хатам, но нас это не радует. Нам не до этого. Обе эскадрильи собираются в хате, где расположен штаб полка, и ждут известий о своих товарищах. Томительно тянется время. Невзирая на распахнутые окна, в хате не продохнуть от табачного дыма. Все смолят непрерывно. Никто ничего не говорит.

Не знаю, как другие, а мне было бы гораздо легче, если бы я сейчас сам вел бой с “Юнкерсами” и “Мессершмитами” или, дотягивая машину на последних каплях бензина, высматривал место для вынужденной посадки. Это все легче, чем сидеть, ждать известий и знать, что ничем не можешь помочь.

Наконец звучит сигнал. Лосев быстро хватает микрофон и наушники. Лицо его то проясняется, то снова мрачнеет. Положив микрофон, он прикуривает новую папиросу.

— Они сели в Белыничах, сели, но не все. Семеро не дотянули, — и немного помолчав, добавляет, обращаясь к Жучкову: — Отметь: задание выполнено.

В угрюмом молчании мы расходимся по хатам. Утром узнаем, что трое из семи погибли. Трудно в потемках угадать, какое оно, выбранное тобой для посадки место: ровное оно, как стол, или там, впереди, тебя ждет небольшой овражек…

40