— Чем же он заслужил это в ваших глазах?
— Я не обязан удовлетворять ваше любопытство, но так и быть. Раненный в ногу, он много километров полз по нашему тылу, не имея никакой надежды на спасение. Когда в лесу, возле аэродрома, он случайно встретился с капитаном Злобиным, — Лосев указывает на меня, — то отстреливался до конца и, будучи вторично раненным, выстрелил себе в сердце.
— Я не верю ни одному вашему слову.
— Мне на это глубоко плевать! Я знаю одно: Шмидт предпочел плену смерть, а вы, Кребс, добровольно сдали оружие в надежде сохранить свою жизнь. В отличие от вас, Шмидт — настоящий воин. А мы умеем ценить истинное мужество и доблесть, даже если его проявляет враг.
— Вы сказали, что Шмидт — настоящий воин, в отличие от меня. За кого же вы считаете меня, кавалера Рыцарского креста с дубовой ветвью?
— Я не желаю знать, за какие подвиги вы получили свои кресты, Кребс, но вы не воин. Вы — убийца.
— Все воины убивают.
— Воины убивают в открытом бою. А вы били наших летчиков исподтишка. Набрасывались на них внезапно, когда они уже садились. Я говорю вам с солдатской прямотой: вы подлец, Кребс!
Лицо Кребса багровеет от прихлынувшей крови, он сжигает кулаки и хочет что-то сказать, но Лосев командует:
— Увести! Нам не о чем говорить с ним. Хотя… Встань, Злобин. Пусть штандартенфюрер посмотрит на летчика, который его сбил.
Кребс бросает на меня косой взгляд.
— Не трудитесь, гауптман, я хорошо разглядел вас еще на аэродроме. И запомните этот день. Если вы доживете до тех лет, когда люди пишут мемуары, то можете смело написать что в этот день вам крупно повезло. Вы не только вышли живым из боя с Йозефом Кребсом, но и благодаря счастливому случаю сумели положить конец его летной карьере.
От такой наглости я несколько теряюсь, но Лосев выручает меня:
— Случай! Да, это случайность. Но это счастливая для вас случайность, что вы не встретились с ним раньше, в бою. С ним или с майором Волковым, которого вы подло расстреляли на днях. Тогда бы для вас война закончилась гораздо раньше.
Кребс не сдается и цедит сквозь зубы:
— Интересно, гауптман, какая это у вас по счету победа? Полагаю, третья или четвертая.
Меня вновь опережает командир:
— Вы, Кребс, не только подлец, но еще и нахал. Четвертая! А двадцать четвертую не хотите? Вот его товарищ, Николаев. У него семнадцать побед. А у их комэска Волкова, которого вы убили из-за угла, было тридцать девять. У вас, я видел, восемьдесят четыре победы, но вы и воюете-то третий год, а мои ребята — только четвертый месяц. Так что, Кребс, делайте выводы. В открытом бою вам их никогда бы не одолеть. И вы это поняли, потому и придумали, прямо скажу, искусный и хитрый прием. Но больше одного раза вам его применить не удалось. Вас расшифровали и подловили. А это тоже надо суметь сделать. — Лосев машет рукой. — Увести его и доставить в штаб армии. Нам некогда беседовать с этим фюрером.
Поникшая фигура Кребса исчезает в дверях землянки.
Мне этот бой не забыть нипочем;
Смертью пропитан воздух…
В.Высоцкий
Утро 11 октября выдалось ясным. Летать в такую погоду — одно удовольствие. Невысокое еще солнце ярко высвечивает желтую листву берез и редкие кучевые облака.
Я стою на пороге землянки. Эскадрилья собирается завтракать, а я прикидываю, когда же то, ради чего я здесь, случится. Видимо, очень скоро. Вчера пара из первой эскадрильи летала в район Дубровки и Бетлицы. Они не вернулись. Сегодня — моя очередь. Как-то все сложится? Гул моторов прерывает мои размышления. На посадку заходит пара “ЛаГГов”. Это комдив!
Минут через двадцать прибегает посыльный.
— Злобин, Николаев — в штаб!
Лосев сказал правду. Генерал-майор Строев привез нам два ордена Красного Знамени.
— По нашим сведениям, в эскадре “Нибелунгов” объявлен траур по штандартенфюреру Кребсу и гауптштурмфюреру Ренике. Тем, кто собьет “Як-1” с головой лося и номерами “27” или “28”, обещана награда и месячный отпуск в фатерлянд, — говорит нам комдив, вручая ордена. — Но я полагаю, вы не доставите им удовольствие получить такую награду?
— Постараемся, — обещает Сергей.
— Награды обмывать будете уже на новом месте. К концу дня вы перебазируетесь в район Починок. А теперь, Злобин, смотри сюда и слушай внимательно.
Строев достает из планшета карту и разворачивает ее на столе.
— С Брянского фронта немцы сняли танковую группу Гудериана. По данным разведки, ее разворачивают против нашего фронта для прорыва с левого фланга. Ясно, что район сосредоточения этой группы — вот здесь. — Карандаш в руке Строева обводит на карте район между Дубровкой и Бетлицей. — Мы уже знаем, что они здесь. Но не знаем ничего о готовности группы к наступлению: подтянуты ли тылы, где сосредоточены ударные группировки, на каком они расстоянии от линии фронта, куда направлен главный удар. Об этом мы не знаем ничего. Четыре пары разведчиков, в том числе из вашего полка, уже побывали в этом районе и не вернулись. Они успели только передать по радио то, что уже известно. Группа Гудериана — там. Этот участок очень плотно прикрывают немецкие истребители, там действуют и “Нибелунги”. Они просто не выпускают наших разведчиков из района.
— Товарищ генерал, — предлагает Жучков, — а что, если послать на разведку не пару, а эскадрилью? С эскадрильей они не справятся.
— Это верно, не справятся. Но эскадрилья, вернувшись целой, вернется и без результата. Пролет большой группы через линию фронта не останется незамеченным, и немцы успеют принять меры. Они очень тщательно маскируются. Поэтому надо идти все-таки парой. Задача ясна, Злобин?