Хроноагент - Страница 78

К оглавлению

Ясно. Вот оно — то, чего я опасался.

На земле Сергей поздравляет меня:

— Ну, друже, ты свое слово держишь! Еще немного, и Волкова переплюнешь.

Мимо проходят лейтенанты Гордеев и Трошин. Оба мрачные. Гордеев говорит вполголоса:

— Да разве за ним угонишься, у него движок новый, модернизированный.

— Верно говоришь, — поддерживает его Трошин. — Разве можно так круто вверх лезть, так и в штопор недолго сорваться.

— Подожди ликовать, — говорю я Сергею. — Строй эскадрилью. Сейчас кое-кому мозги шлифовать буду.

Сергей понимающе кивает, и через пару минут я стою перед строем.

— Гордеев! Воронцов! Спичкин! Трошин! — называю я фамилии молодых летчиков. — Выйти из строя! Пять шагов вперед! Кругом!

Я стою на правом фланге. Слева у меня “старые” летчики, справа — молодежь.

— Кое-кто полагает, — начинаю я, — что раз уж мы — “сохатые”, то немцы при виде нас сами должны на землю падать, а уж стрелять по нам они тем более не смеют. А вот они, представьте себе, так не думают. Они не только сами по себе не падают, но и, мать их, еще и дерзят! Стреляют! И довольно метко. Самое страшное на войне — это считать противника слабее себя! Это значит, что ты заведомо сбит. Оставьте иллюзии, в кабинах “мессеров” не саксофонисты сидят, а истребители. Не хуже нас, между прочим. Спросите, почему мы их побеждаем? Да потому, что мы — “сохатые”. А “сохатые” сильны тогда, когда они воюют по-волковски, когда они появляются там, где их никто не ждет, когда они ходят вместе, бьют одним кулаком.

Выразительно трясу кулаком над головой, потом отгибаю мизинец и продолжаю:

— Но стоит одному пальчику от кулака отогнуться, как его тут же сломают! Это с радостью и удовольствием сделают любые истребители люфтваффе. Я уж не говорю о “Нибелунгах”, те проделают это играючи, на ходу. А вот от кулака они все побегут, и “Нибелунги” тоже. Вы думаете, почему они до сих пор живы и бьют немцев? — Я показываю на строй “ветеранов”. — Да потому, что они эту истину еще 22 июня постигли. И еще они постигли все возможности “Яка”. Они хорошо знают, как силен он на вертикальном маневре. Да, у них моторы послабее моего, потому они и отстают на одну-две секунды. Но у вас-то машины такие же, как и у меня, а вы тоже отстаете. А в воздушном бою секунда ой как дорого стоит! Вот эту секунду на наборе высоты и потерял наш товарищ, а мы потеряли его. Запомните: как бы круто вы ни шли вверх, “Як” не сорвется в штопор, если вы не потеряете скорости. Да, перегрузки будут страшные, в глазах потемнеет. Но лучше несколько секунд выдержать тяжелую перегрузку, чем долго, спокойно, без перегрузок лежать в могиле! Кому это не понятно? Молчите? Значит, понятно всем. Гвардии капитан Николаев!

— Я! — отвечает Сергей.

— С завтрашнего дня в каждый свободный час поднимай этих орлов в воздух и гоняй их на “горках” до тех пор, пока у них все, что они в столовой съедят, на парашюты не выдавится! Так, и только так! А кто не выдержит… Вон у нас “У-2” беспилотный стоит. Будет на нем постоянным летчиком. А мне здесь летающих мишеней не надо! На “Яках” воевать надо так. Опередил противника в наборе высоты — выиграл в скорости. Ты выше его, ты быстрее его. Вон он, внизу, под тобой, как на ладони. Заходи с любой стороны и бей как хочешь. Так учил нас воевать Волков, так мы и будем воевать. Я все сказал. Разойдись!

— Вот это я понимаю! — слышу я сзади голос Федорова. — Правильно, комэск! Только так и надо. Пусть у них кости трещат, а у “Яка” набор скрипит, зато и “мессеры” ни от вас не уйдут, ни за вами не угонятся. Волков как все придумал? Скорость “Яка” — пятьдесят-шестьдесят. А можно выжать больше? Можно! Так, как он сказал, — комиссар кивает в мою сторону. — И этому вы будете учиться. И чтобы не пищать! Пусть немцы пищат, когда вас увидят. Злобин, Николаев, пойдем к командиру.

— Слушай, Серега, — говорю я по пути к штабу, — может быть, молодых оставить сейчас дома? Два вылета уже сделали, нагрузка дай бог! Боюсь, не выдержат, не тренированы еще как следует. Справимся без них, как думаешь?

— Мы-то справимся, — соглашается Сергей, — только вот в этом вылете не стоит их оставлять на земле. После такого разговора они подумают, что мы им не доверяем.

— Верно, Николаев! — поддерживает Сергея комиссар. — Не надо им давать повода для таких мыслей. Вот если будет сегодня четвертый вылет, другое дело. Его они уже точно не выдержат. На четвертый вылет всю молодежь на земле оставим. Это мы уже с командиром решили.

Мы входим в штабную избу. Лосев сидит мрачный, но при нашем появлении оживляется.

— Такое дело, гвардейцы. Весь день долбят эту станцию, а хорошего пожара там все еще нет. Значит, бензохранилище до сих пор не обнаружено. А день-то близится к концу. Смекаете? Если хранилище не накроем, ночью Гудериан заправится и утром пойдет в атаку. Через час вылетаете на сопровождение “пешек”. Вам двоим — персональное задание, как лучшим разведчикам дивизии. Смотрите в четыре глаза, где эти чертовы емкости? Не могли же их немцы в землю закопать! Но главная задача, мужики, не допустить “мессеров” к “пешкам”. Все остальное — между делом. Но если что заметите, вот частота “пешек”. Сейчас настройте на эту частоту резервный диапазон. Задача ясна?

— Предельно. Бить “мессеров” и искать бензохранилище, — отвечает Сергей.

— Как настроение, Андрей? — спрашивает Лосев.

— Нормальное, командир, будем считать, что я переболел.

— Рад за тебя. Значит, еще повоюем?

— Повоюем.

— А я тебе сейчас еще немного настроение приподниму, — говорит Федоров, — гляди сюда.