Девушка легко шагает, слегка повернувшись влево.
Я уже понимаю, что нахожусь у Лены дома. Спросить у нее? Бросаю взгляд на свою подругу и мгновенно забываю о голограмме и о девушке на ней.
Лена Работает. Именно Работает — с большой буквы. На всех дисплеях бегают ряды строчек, какие-то картинки, кривые… А она, подавшись вперед, как бы влезая в компьютер, следя за всеми дисплеями сразу, работает на клавиатуре, как пианистка, вслепую. Изредка она отрывает руки от пульта и обхватывает ими виски, задумываясь на несколько секунд. Затем пальцы сами опускаются на нужные клавиши, и продолжается прежняя работа в бешеном темпе. Да, чтобы так работать, надо долго учиться и много тренироваться. Впрочем, работа летчика со стороны тоже кажется невообразимо сложной. Но я же ее освоил.
Из этих размышлений меня выводят слова Лены:
— Чем пялиться на меня, свари-ка лучше кофе покрепче. Все, что надо, найдешь на камине. Я полагаю, что человек, который умеет так запечь щуку, сумеет и кофе при заварке не испортить.
— Спасибо за доверие.
Когда я подхожу к камину, ноги мои тонут в такой же шкуре, какую Лена расстелила у меня на полу. Интересно, что это за зверь такой? Надо будет спросить. Повозившись с незнакомой конструкцией нагревательного прибора, минут через пятнадцать я наливаю две чашки крепкого напитка. Лена подносит чашку к губам, не отрываясь от дисплеев:
— Сносно, можно было и покрепче. Через десять минут я закончу. Подожди.
Ровно через десять минут Лена откидывается в кресле и сладко потягивается.
— Все! Программа готова. Ну, милый, держись, сейчас я буду начинять тебя всякими полезными и бесполезными сведениями.
— Это не больно, надеюсь?
— Нет, но приятного мало. Самое главное, что от тебя потребуется, это не заснуть. Заснешь — разбужу, и начнем сначала. Надевай, — она протягивает мне розовый эластичный шлем, похожий на купальную шапочку. Шлем изнутри металлизирован сложными узорами и ячейками, а на лбу имеет дисковидное утолщение из желтого металла, с тонкой сеткой в центре.
Я безропотно натягиваю его на голову. Лена что-то переключает на пульте.
— Что чувствуешь?
— В висках щекочет.
— Контакт хороший, — щекотание прекращается, — а теперь выпей это. — Лена протягивает мне полстакана желтой жидкости с запахом земляники, но горькой на вкус.
Минуты через три она говорит:
— Посмотри мне в глаза… Так, хорошо. Теперь сядь поудобнее и расслабься. Старайся думать о постороннем, не сосредоточиваясь на ощущениях. И, самое главное, не спи! Готов?
— Готов.
Все вокруг исчезает, перед глазами вспыхивает палевый свет, который постепенно переходит в розовый, потом — в голубой, потом салатный, бежевый, розовый, голубой, палевый и т.д., то набегая, то отступая, как волны на морском берегу, плавно сменяя друг друга. Одновременно звучит какая-то странная мелодия, меняющая ритм в соответствии с изменением цвета, но без всякой системы. И какое-то лепетание, бормотание или нашептывание: “Ува-ла-ла-увы-ли-ло-ли-ула-ла…”
И так — без конца.
Какое-то время я пытаюсь отвлечься, думаю о Лене: ула-ло-ли-ли-улу-лу-ли… о своей эскадрильи: уву-лу-ло-ло-улу-лу… об оставленной навсегда жизни в моем времени: ува-ла-ла-ли… Потом понимаю, что засыпаю… Уля-уля-ля-леньки, купим сыну валенки…
Нечеловеческим усилием я встряхиваюсь. Попробуй тут не засни, когда тебя так баюкают. Надо сосредоточиться на команде: “Не спать!”
Не спать… не спать… ула-ла-лать — спать… не улалать… не улилить…
Мне кажется, что я борюсь со сном уже целую вечность… Я где-то читал, что святая инквизиция практиковала пытку лишением сна. Какие все-таки были гуманисты, эти добрые инквизиторы. Они так и не смогли додуматься до такой пытки: пытки усыплением! А как приятно было, наверное, когда тебя после пыток притащат в твою камеру, бросят на соломенный тюфяк, ты отключишься, и спишь, и ула-ля-ля-улу-лу…
Черт возьми! Я начинаю вспоминать все бравурные военные марши начиная чуть ли не с Петра Великого… Под марши не заснешь!..
Не знаю, сколько я так маршировал, но все, даже самое приятное, когда-нибудь кончается. Цветовые волны гаснут, и перед моими глазами вновь возникает голограмма с девушкой.
Лена смеется:
— Вот уж никогда не думала, что меня будут сравнивать с инквизитором!
— Они по сравнению с тобой мягкосердечные и добродушные создания…
— Ничего, это только первый раз тяжело, еще раз пятнадцать, и привыкнешь. Ладно, проверим. Where d'you look?
— That charming lass. D'you know her?
—Yea.
— Who's she?
— I'll tell you. Tomorrow, if you not object.
— Nice.
[— Куда ты смотришь?
— Это очаровательная девушка. Ты знаешь ее?
— Да.
— Кто она?
— Я расскажу тебе. Завтра, если не возражаешь.
— Хорошо (англ.). ]
— С лингвистикой — порядок. Легенду проверять не будем, слишком долго это…
— А что такое — легенда? Что-то наподобие того, что сочиняют разведчикам?
— Что-то в этом роде. Но там легенда большей частью вымышленная, а здесь легенда — это набор необходимых сведений из жизни объекта внедрения. В самом деле, как ты сможешь выполнить задание, если не знаешь, как зовут твоих сослуживцев, где ты живешь, и хорош же ты будешь, отыскивая у себя в полицейском участке нужник, если тебе приспичит…
— Но я ничего этого не знаю…
— И не надо. Зачем тебе это здесь? Вот когда на твою матрицу наложатся неподавленные гармоники матрицы Блэквуда, тогда все узнаешь автоматически. Ну все… у нас осталось около двух часов. Тебе сейчас лучше всего отдохнуть. Да и я устала дьявольски, торопилась.